Claire Silent Hall

Copyright © Soamo, 24.04.2002
(К 103-летнему юбилею Набокова).

Киностудия. Кабинет режиссера. Режиссер за столом - листает сценарий. Напротив сидит молодой сценарист.

РЕЖИССЕР:
Нет, это никуда не годится. Что это за слово - "волглый"?

СЦЕНАРИСТ:
Это значит "влажный, мокрый". Словарь Даля, первый том.

РЕЖИССЕР:
Ну, так и напишите: "мокрый". Даже, лучше не "мокрый", а "на заднем плане шевелятся блестящие от воды листья". Это же не только мне читать, а еще и оператору. Как ему снимать прикажете ваш "воглый"?

СЦЕНАРИСТ:
Волглый.

РЕЖИССЕР:
Не перебивайте меня, пожалуйста. Хоть "волглый", хоть "воглый", оператору надо это снять на пленку. Он должен полить водой дерево и снять листья, шевелящиеся на ветру. Это вы и должны написать в сценарии.

СЦЕНАРИСТ:
Я понял, это место я перепишу.

РЕЖИССЕР: Я вам так скажу: представьте, что фильм уже снят. Вы его просмотрели. И вам осталось только записать на бумагу, то, что вы видели.

СЦЕНАРИСТ:
Интересная мысль!

РЕЖИССЕР:
И вот в финале - почему у вас главный герой погибает?

СЦЕНАРИСТ:
Дело в том, что в моих произведениях главный герой всегда погибает. Этим я ставлю точку, и не позволяю читателям воображать, что могло бы случиться с моим героем в дальнейшем.

РЕЖИССЕР:
Однако! Но я, молодой человек, снимаю кино. И желаю заработать на этом деньги. Зритель не пойдет на фильм без счастливого конца. В общем, надо переписать.

СЦЕНАРИСТ:
Я перепишу, но...

РЕЖИССЕР:
Тут у вас еще и машина врезается в поезд. Вы знаете, сколько это стоит - врезаться в поезд?
Кстати, почему он обязательно должен быть спортсменом - автогонщиком?

СЦЕНАРИСТ:
Ну, это довольно сложно... Я наблюдал за детьми в парке, они катались на игрушечных машинах, знаете - с педалями? И я вдруг подумал: у меня будет сын, мы купим ему такую же блестящую красную машину... А, когда он вырастет, то, может быть, станет автогонщиком... Так как-то завертелось, закружилось... И родился сценарий.

РЕЖИССЕР:
Хм... А нельзя ли нашему герою выбрать какой-нибудь другой вид спорта? Менее опасный для жизни? Лаун-теннис, например. Вот вы сами - каким спортом увлекаетесь?

СЦЕНАРИСТ:
Я?.. Лаун-теннисом, да. И еще шахматами.

РЕЖИССЕР: Отлично! Пусть он будет шахматистом! Этакий, знаете, интеллектуал. Но не размазня, а такой подтянутый, высокий, решительный. Вы знакомы с исполнителем главной роли? Вы слышите меня?

СЦЕНАРИСТ:
Вы знаете... Мне надо подумать.
Я, пожалуй, пойду. До свидания.

РЕЖИССЕР: Думайте, думайте. Но не долго. Запомните: шахматист! Решительный и смелый. И, боже упаси, никаких аварий со смертельным исходом!

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .

В доме на тихой Луитпольдштрассе было освещено одно окно на третьем этаже.

За столом сидел, улыбаясь, и дымя папиросой, сценарист. Перед ним лежал лист бумаги. На листе было написано четким, ровным почерком: "Больше всего его поразило то, что он с понедельника будет Лужиным..."