Claire Silent Hall

«Ирония - непременная эстетическая составляющая творческого мышления» © Сальвадор Дали

Фотоработы

Сайты и логотипы

Читательский архив

Информация об авторе


Парикмахер

Copyright © Олег Палам (Лам-Па)

Мне очень хочется жить, не обладая при ЭТОМ никакими качествами. А еще мне не хочется, чтобы в формулировке данного желания существовало слово "обладать" и все, что за этим словом стоит…
Мир от того и бесконечен, что кто-то или что-то, за кем-то или за чем-то стоит и, как правило, тот или то, что "стоит" "за", - является всем… Кто, как не Альберт Эйнштейн, смог бы со мной побеседовать на эту тему? Я с удовольствием принимал бы его, как таблетки, если бы он (Эйнштейн) продавался в аптеке как препарат, гарантирующий самые точные знания о времени и пространстве.
Нет! Нет! Я никогда не бываю одинок и никогда не остаюсь без внимания какой-нибудь знаменитости. Меня ежедневно посещают все кому не лень. Я могу, если хотите, сказать больше! Мой дом претендует на звание Самого Знаменитого Дома в Солнечной системе. Кто только не бывал в моей квартирке на третьем этаже?! Платон и Аристотель, Циалковский и Пифагор, Будда и Магомет, Достоевский и Иисус Христос заходили ко мне не только стричься и бриться, но и попить чайку, поболтать о том о сём. Каждый из них оставлял на сердце моем глубокие раны, а сердце - как ни в чем не бывало, горит всё тем же ровным огоньком, который зажег во мне Великий и Непознаваемый Творец Этого Мира и Всех Остальных Миров.

Несмотря на мою общительность, я так и не смог стать ни стоиком, ни фундаменталистом, ни материалистом, ни идеалистом, ни сюрреалистом, ни футуристом… Как я ни старался - мне не удавалось втиснуть себя ни в какой образ, кроме, конечно же, собственного.
- Кто я такой? - напрашивается у читателя вопрос.
- Известное дело, - отвечу я, - тот самый парикмахер, о котором писал… помните? Нет?.. Иногда я позволяю себе пописывать стишочки и порисовывать картиночки и агитационные плакатики, но, хоть убейте, до сих пор не смог объяснить себе, чем отличается работа бритвой и ножницами от работы пером, кистью или языком. То ли в силу своей недалекости, то ли в силу своего тупоумия, то ли в силу ещё какой-нибудь случайности мне никогда не удавалось проникнуть в то, что среди "людей искусства" называется "творческим замыслом автора", "скрытым смыслом", "подтекстом". По какому-то нелепому, можно сказать, "недоразумению" я понятия не имею о том, что же скрывается за набором слов…

- Черт бы их всех побрал! - кричу я, когда во время написания какой-нибудь ну просто гениальной вещицы ко мне в дверь звонит еще один "гений". Ах, если бы не этот звонок в дверь! Ах, если бы не этот звонок… Я бы наверняка написал бы "нечто" настолько бессмысленное и нелепое, что брюхо потребителя печатной продукции ну просто бы лопнуло от безостановочного смеха. В общем, я забыл о том, что хотел сказать читателю позавчера, когда, собственно, и начал писать это произведение. А забыл потому, что ко мне заглянул не кто-нибудь, а сам Альберт Эйнштейн.
Великий физик решил сменить форму собственной прически и как раз в этом я ему, как смог, посодействовал. Бедняга жаловался мне, что "человечество не в состоянии было принять большинство из его собственных открытий", жаловался та же, что "большинство из расчетов, сделанных им, пришлось уничтожить"…
У меня от его жалоб разболелось сердце, и я подумал: "Какое, собственно, мне дело до того, что "человечество" "не" "готово". Потом из правого моего глаза на левую щеку Альберта упала горячая и соленая слеза. Альберт замолчал, и я с огромным волнением продекламировал ему отрывок из моей поэмы "Всё":
            Далеко ли близко ли
            здесь ли там ли всюду ли
            на безлюдном острове
            в точке без размера
            в точке без размера
            я живу и жил.
Не знаю, с чем это было связано, но "величайший" физик всех времен и народов расхохотался, как пациент психиатрической клиники, в которого еще не успели впрыснуть ни капли лекарства. Потом он побежал в ванную комнату и оттуда уже я услышал громкое пифагоровское "Эврика-а-а-а!" … Карету скорой помощи вызвали соседи по этажу. Два огромных санитара замотали Альберта в мокрую простыню и связали, а третий (санитар) подошел ко мне и, приставив к моему лбу пистолет (здесь я совсем не шучу) проорал "троллейбусным голосом":
- Одно только слово! Хоть кому-нибудь! И ты покойник! Понял?
На следующий день "по ящику передали", что Альберт Эйнштейн "скоропостижно скончался"…