Зеркало Горгоны. Восьмому марта посвящается.
Copyright © Дмитрий Десятерик, 2000
«««
1
2
3
И он единственный обратился от смертоносных глаз Медузы не
совсем в камень, а распластался, затвердел ртутной плоскостью, ушел в
изменчивые отражения. Во вновь появившемся зеркале сохранилась вся сила
воображения зачарованного стихотворца, а значит - шла постоянная игра с той,
что однажды так убийственно отразилась в зрачках поэта.
Скорее всего, само
зеркало было сродни кинематографу: оно давало отражение не самой Медузы, а
неких образов ее, - таких образов, которые говорили о ней, не показывая ее,
передавали ее внешность множеством кадров-иллюзий, метафор, сравнений.
Зеркало это не подвержено было времени - ибо тогда горгона сразу увидела себя
в первозданном виде и умерла бы от собственного взгляда. Зеркало каждое утро
вновь и вновь рассказывало нескончаемую историю о своей хозяйке - историю и
смешную, и ужасную. Ведь и сама Медуза была столь же нелепа, сколь и страшна -
как и всякая одинокая женщина, слишком хорошо знающая, что никто в мире,
каменеющем от одного лишь ее взгляда, не сможет по-настоящему полюбить ее. Кто знает...
Так, возможно, из своего зеркала Горгона узнавала о самой себе смешно
рассказанную правду или же страшноватую ложь. Это был ее единственный
собеседник и единственный источник радости. Это было истинно женское
зеркало. И в конце концов, когда появилось настоящее зеркало в общепринятом
смысле, прямое и незатейливое - отполированный щит Персея - оно погубило
Медузу. Оно не могло уже рассказать Горгоне никакой истории, кроме истории
ее собственной смерти. Это было истинно мужское зеркало, зеркало никогда не
меняющееся, никогда не лгущее, зеркало-оружие. Персей снискал славу
победителя. Горгона - бесславную гибель. Но что же стало с зеркалом
змееволосой красавицы? Осталось оно на дне веков, - возможно. Однако, скорее
всего, подобно зеркалу из совсем другой сказки, разбилось на множество
осколков, разлетевшихся по свету. Но это были не обычные осколки - это были
все те образы, что создавало зеркало каждый раз, как перед ним появлялась его
пугающая хозяйка. Так эти картины, видения, фантасмагории, эти
заколдованные кадры проникли в воздух и уже многие тысячи лет носятся над
миром. Но оседают они не в сердцах и не в глазах - но в фильмах, картинах,
поэмах.
Батай и Бунюэль оставили после себя творения, смотреть на которые даже и
сейчас, спустя семь десятилетий, трудно, особенно женщинам. Вызов, который
режиссер и писатель одновременно бросили миру - отражен именно от женской
плоти, и направлен этот вызов был оттуда, откуда в наш мир приходят все
странные и великие вещи. Бунюэль и Батай никогда бы не смогли ни принять, ни
отразить этот невыносимый луч, если бы у них не было того, что дается только
тем, кто может это выдержать - частиц зеркала горгоны Медузы. Бунюэль
сознавался, что бритва, рассекающая глаз, ему именно приснилась. Так два
коротких обрывка отражений горгоны легли на пленку и на бумагу. Вызов был
послан неведомо откуда и, отраженный, принят неведомо кем. Где-то и сейчас
кружат над травами и в облаках древние осколки; но, возможно, никогда уже не
опустятся ни в чей сон. Но что же сейчас остается нам, по-прежнему живущим в
мире мужских зеркал - честных, запыленных и скучных, ранящих и
иссушающих сердца?
Нам остается лишь надежда на спасение. Вернее, на Спасительницу. Ее
апокалипсис еще не написан. Но она - приближается. Посмотрите в лица
женщин на улице, прислушайтесь к дыханию своих подруг ночью во сне и в
моменты любви, поймайте это под их ресницами. Уже слышен шорох ее колес и
свист ветра вокруг нее. Она мчится оттуда, где помнят Медузу, она все ближе и
ближе, - прекрасная велосипедистка с глазами бритвы.
«««
1
2
3