Claire Silent Hall

Copyright © Д.Д., 1998

Краткое замечание. Нижеследующее творение выполнено в жанре т.н. "скульти". Скультя - термин, придуманный и воплощенный в жизнь авторм, известным под именами Трицкан, Жена Керосинщика, Червонец Огненный, Адвокат по Бездорожью, Д.Д.

Опечатки не выправляются.
Рукописи поглощаются.
Переписавший но не сославшийся подвергается четвертованию.

Крылья сердца моего сомкнулись в селении, одержимом насморком. Первым попался на пути неясный мальчик. Дыхание несчастливца столь затруднилось, что он становился попеременно то маленьким, то огромным и громко ревел на меня. Его тело облепили сонмы крохотных лошадок, и он срывал их, и бросал в лицо. С мерзким звуком лошадки разбивались, пятная мою твердыню. Что ж, я перекрестил его, и, путая слова, прочел "Отче наш". Мальчишка ревел, и хохотал и издевался надо мною, закрывая головой солнце, и лошадки копошились грудой вокруг нас.
Но уже птицы успокоились на дальних крышах, когда я увидел малыша бледным, маленьким, еле стоящим на ногах, и лошадок слякотным сугробом. Вычитывая подошвами кривые тайны городка, вышел я на круглую площадь. Там неожиданно встреча обрушилась на меня: фельдшер Гош, старинный приятель моего отца. Затаенно было лицо Гоша, и странна одежда. От удивления меня стало двое. Второй я выглядел чуть ниже, горбоносый и кучерявый. И говорил с собой самим:
- Кажется, здесь эпидемия. Тени мелькают на этажах.
- Да, хворь сюда занесли.
- Кто? Кто?
- Вот он (указывая на висящего Гоша) и занес.
По обыкновению: сам безупречный и светлый, вида безгрешно радостного.
Подтверждением узрели мои четыре глаза посреди площади использованный носовой платок. Скомканная ткань белела под помостом, как обломок низвергаемого кумира. Насморк обуревал Гоша, и платок помогал облегчиться, но после был выброшен неопрятно.
Фельдшер заразил город, стряхнув с платка горе.
Худшая болезнь - от лекаря.
Некто подвел ко мне цыганку, мокрую обликом. Чуть не упав с табурета, устрашился я густой зеленой травы, торчащей между губ ее. Но осенил смуглянку знамением, и пробормотал молитву, путая слова. Прелестный рот изблевал на меня сноп люцерны и душистых ромашек, одуванчиков клевера и васильков.
Ушла она сухая, легкая, строгая.
Огромная очередь ко мне пододвинулась на один шаг.
Господа, прошу вас, носите марлевые повязки.
Так говорил Заратустра.