Claire Silent Hall

Copyright © Сергей Коколов, 04.09.2000

Заражение произошло внеполовым путем - к ней я не прикасался и пальцем, я не знал ни ее имени, ни рода ее занятий, я не ведал сколько ей лет, я не представлял цвета ее волос и глаз. Определенно я был уверен в одном - в том, что болен ею. Наконец-то шалунишка Амур поразил и мое сердце. Сдается мне, что метился он совсем не в меня, но, по случайности, или же по ошибке, попал именно в меня. Или он вовсе не метится, а стреляет наугад? Стрела видно была очень тонкой - сперва я совершено не почувствовал боли. Ну может слаабенький укольчик в самое сердце. И все.

А произошло это осенью. Наступил октябрь... или нет...
"Октябрь уж наступил. Уж осень отряхала последнюю листву с нагих своих ветвей". Каждый день тучи хмурили брови и шел дождь, а на "Покров" невесть откуда явилась гроза. Я, впрочем, по натуре оптимист и умею радоваться любой погоде. Выходишь на улицу в дождь и попадаешь не в мир людей, а в мир грибов, черношляпых, светлошляпых, горохошляпых. Женщины (вы не замечали?) часто прячут под зонтами глаза и лица, а любвиобильные молодые люди, стремясь поймать их взгляд, натыкаются на глухую зонтовую стену. Что поделаешь - дождь.

В дождливую погоду люди становятся менее наблюдательными - они почти не смотрят под ноги, они целеустремленны и заняты сами собой. Хотя, сказанное, в основном относится к тем, кто не любит дождь. Мне же, напротив, дождь нравится, я люблю дождь до такой степени, что иногда мне кажется несправедливым, что Шопен родился раньше меня, раньше меня услышал и записал мелодию дождя, мелодию капель. Помните ре-диез мажорную прелюдию? Хотя, совсем запамятовал, у меня напрочь отсутствует музыкальный слух. Поэтому мои обиды на "певца фортепьяно" беспочвенны, и родился я, увы, в свое время. А между тем, я лишь хотел сказать, что все началось пасмурным октябрьским днем, что в тот самый день шел занудливый дождь и люди не выходили на улицу без зонтов. Помню у меня порвались ботинки, а на покупку новых не было денег. Едва выйдя на улицу я промочил ноги. Возвращаться домой не имело смысла, да и к тому же я торопился куда-то.

Противно все же, когда ноги сырые, а в ботинках хлюпает, может быть потому, а может и почему-то еще (романтик на моем месте написал бы о мифическом предназначении судьбы) я часто с ненавистью смотрел на грязь, а может и не с ненавистью, может даже и не часто. Что, впрочем, не важно - а важно то, что в грязи я увидел фотографию. К фотографиям я отношусь (как бы лучше выразиться?) трепетно. Иногда мне чудится, что снимки обладают жизнью (или душой?). Хотя скорее всего - не обладают. Но и это не столь важно. А важно то, что я поднял фотографию и... заболел. Было мне двадцать два (Как говаривал Джером Клапка Джером "уже... но ведь можно сказать еще..."), так вот было мне еще двадцать два и девушки появлялись и исчезали в моей жизни, на оставив даже ссадинки на моем абсолютно здоровом сердце. Или нет - было мне уже двадцать два, а я еще не знал любви. Я, тот который "еще", говорил: "А зачем тебе нужна эта самая любовь? (последнее слово с издевкой в голосе). Тот, который "уже", чувствовал себя обделенным этой самой любовью (последнее слово с нежностью в голосе). Так что, не слишком-то "воотще рвалась душа моя". Или все же рвалась? "Воотще" - это "туда". Куда? К любви.

На фотографии была запечатлена смеющаяся девчушка лет семи-восьми, с огромными глазищами. Я бы не сказал, что ее лицо отличалось ослепительной красотой, но было оно миловидным и была в нем некая притягательность невинности, наивности, детскости.
Отчего-то я решил, что фотография старая, а девочка, соответственно, уже давно стала девушкой и именно этой девушкой я и был болен. Замечу, что ранее такого со мной не происходило.
Все пошлые признаки влюбленности "имели место быть". Представляете, я начал писать стихи, и день за днем искал девушку в которую был безумно влюблен.

Меня ждало разочарование - той девушки я так и не нашел. Зато нашел девочку, ту самую, что была изображена на фотографии. Оказывается, она жила в соседнем подъезде.
- Ну вот я и нашел тебя. Здравствуй, - сказал я.
- Зачем меня искать, ведь я же не терялась? - удивилась она.
- Не знаю поймешь ли ты, но я искал тебя, но большую.
- Не понимаю, - призналась она. - А знаешь у меня есть Джин. Только никто не верит.
- А какой он?
- Он добрый и невидимый. Только желание мое не может выполнить.
- Почему?
- Если он выполнит мое желание, то попадет опять в бутылку. А бутылка утонет в океане. А когда его снова найдут?
- Да, ситуация, - согласился я.
- А хочешь Джин выполнит твое желание?
- Очень, - признался я.
- Желай, - разрешила она.
- Хочу найти тебя, - пожелал я.
- Странное желание, - удивилась она. - Ты же меня уже нашел.
Но Джин, видимо, исполнил мое желание, и с того самого дня мне не стало покоя - в каждой девушке я находил черты своей возлюбленной. Я бегал за каждой юбкой, а юбок было предостаточно. Многие даже стали считать меня бабником. А бабником-то я не был, - просто в каждой девушке я, подобно Дон-Жуану, стремился найти свой идеал, и в каждой я находил что-то от той девочки на фотографии , в которую был влюблен.

А Любовь - она капризная дама. Однажды, я познакомился с девушкой, которая сказала, что ждала меня, лишь меня одного всю жизнь, что я - ее идеал, и если я когда-нибудь ее покину, то ее маленький мир перевернется и жизнь для нее потеряет всякий смысл. Я сказал, что я не могу ее полюбить, так как безнадежно болен, что "сам не знаю откуда взялась эта боль..." И она отпустила меня, сказала: "Иди, и возвращайся, когда захочешь." И я ушел, чтобы уже никогда больше не вернуться.

Потом я случайно встретил девочку, ту что была на фотографии.
- Почему ты такая грустная? - спросил я.
- Сестра умерла, - сказала она. - Лежит тихая-тихая, словно спит, у нас дома.
- Но у тебя же есть Джин. Загадай желание - и она оживет.
- Но тогда ведь его у меня не будет, - она расплакалась.
- Но ведь он не умрет, он просто будет жить в бутылке.
- Ладно - решилась девочка. - Я загадала. Пойдем со мной посмотрим. Ожила?
Мы пошли домой к девушке. Ее сестра оказалось той самой девушкой, что сказала ""Иди, и возвращайся, когда захочешь." И вот - я вернулся.
- Можно я поцелую твою сестру? - спросил я.
- Ты что принц? - спросила девочка.
- Нет, но меня любила твоя сестра.
И я поцеловал девушку в губы.
Девушка открыла глаза и прошептала: "Здравствуй. Как хорошо, что ты вернулся."
- Так ты не умерла?
- Нет, конечно нет - я лишь крепко спала.
И вдруг ее начало рвать.
- Она съела целую пачку таблеток, - сказала девочка с фотографии, - Я видела.
И я понял, что ее сестра хотела отравиться. Приехала "скорая" и увезла отравившуюся в больницу.
На следующий день я пришел навестить ее.
- Как ты? - спросил я.
- Уже лучше. А ты иди, ведь ты же еще не вернулся ко мне. Ты не бойся, этого больше не повторится.
Но я сказал, что никуда не пойду, и что люблю ее. Она мне не поверила и разрыдалась.

Вскоре она выздоровела и вскоре же мы расписались. Живем вполне счастливо. Она во мне души не чает, а я в ней. Вот только... пройдет скажем лет двенадцать, подрастет ее сестра. И куда мне тогда будет деваться? Ведь заклятие Джина не снято, и мой идеал - девочка, на фотографии, найденной мной в грязи.
А пока она не подросла, я часто нахожу черты своего идеала во встречных девушках, и иногда (иногда ли?) решаюсь познакомиться с ними, и с ужасом думаю что будет если любящая меня жена узнает? Или еще хуже - узнает ее сестра - мой недостижимый идеал.