Claire Silent Hall

«Ирония - непременная эстетическая составляющая творческого мышления» © Сальвадор Дали

Разделы архива


Коллективно-депрессивное

ОНА В ОТСУТСТВИИ ЕГО И СМЕРТИ
Copyright © Анна Харитонюк, 24.09.1999

Он сказал ей все, что думал. Это вылилось у него от нанесенной обиды. Он сказал резко, не щадя. Слова стекли раскаленным металлом в сердце и застыли там свинцовой болванкой, ужасающе давящей и беспощадной.

Она съежилась вся, будто и правда внутрь положили что-то неимоверно тяжелое. Слезы гейзерами рванули к выходу наружу, но полились куда-то внутрь. Из глаз выплыла только одна соленая капелька. Солнечный день погас, все стало совершенно бессмысленным. Она просто не выносила, когда он вообще сердился. Ее в этот момент, будто протыкали тупой толстой палкой. Боль появлялась такая же тупая и невыносимая. Когда же он был сердит на нее, она ощущала такую безысходность, что, раздираемое страхом потерять его и непоправимостью содеянного, сердце жаждало успокоения. Причем такого, когда уже не всплывет в памяти ни одна его фраза, ни один холодный, чужой взгляд. Ее так придавливало горе от его отстраненности, от его обвинительных мыслей, что все существование Вселенной сводилось к абсолютному нулю. Она уже не ощущала своей телесной оболочки, казалось горечь его слов выжигала, испаряла плоть. Просто удивительно, как после этого она оставалась еще видимой, как мог кто-то что-то спрашивать у нее, а она отвечать! Боль давила, выкручивала, пригибала к земле. Хотелось лечь, скрутившись калачиком, и как в кинофильме раствориться, исчезнуть из кадра.

А потом она не выдержала. Окно так манило, так притягивало, так радушно отдавало всего себя. И этот обещаемый миг восторженного полета и эта свобода потом! Свобода от любви к нему, от этих цепей, от этой зависимости! И она шагнула в свою свободу, единственный раз в жизни не сомневаясь.

_________
Она поставила последнюю точку... Потянулась, разминая затекшие плечи... Открыла броузер, скопировала текст в четыре заранее приготовленные письма... без обращения... без подписи... и нажала кнопку "Отправить". - Интересно, кто из этих горе-Ромео позвонит первым?
И кто выиграет пари, муж или этот юный павиан из НТО? Она еще раз сладко потянулась и открыла заложенную страницу "Молота ведьм".

"МОЛОТ ВЕДЬМ" (Памяти Друга)
Copyright © Василий Петров, 25.09.1999

...Он выключил телевизор. Опустился в кресло. Закрыл глаза и собрался задремать, но кто-то деликатно тронул его повисшую руку. "Это ты, Бродяга?". Черный коккер-спаниель. Умоляющие бездонные глаза с едва уловимой хитринкой, ушища-лопухи и подобстрастное биение хвоста в ожидании обещанной и такой привычной поздней вечерней прогулки.

- Когда ты уже нагуляешься, чудовище? - "Сейчас пойдем..."

Двое исчезли в черном проеме выхода. Осенний вечер радушно принял их в свои объятия запахом уставшей листвы. Они снова не будут сегодня задумываться о скуке бесконечных телевизионных сериалов...

Где-то за оврагом судорожно призывно захохотала ведьма. Но они не могли слышать этот хохот - обитатели другого мира. Да и было не до нее...

_________
Дорогой старый друг! Я все чаще замечаю, что мне так не хватает твоего пусть собачьего, пусть всегда неуместного, но такого искрометного оптимизма!

И ЭТО ВСЁ О НЁМ
Copyright © Claire, 25.09.1999

У него были тёмно-янтарные глаза и грациозная походка... Он очаровывал с первого взгляда - и вы потом всегда готовы были мириться с его взрывоопасным характером. Изредка на него находили непонятные приступы ярости - даже соседи в эти дни старались не тревожить кнопку звонка их квартиры.

Они были вместе уже семь лет, и она его любила. Даже несмотря на то, что ссоры и стычки становились все чаще и приобретали внезапность и силу необузданной стихии... Но зато какими нежными были потом примирения. И сколько теплоты было в его взгляде... Да и она порой сама провоцировала эти вспышки и порывы - это позволяло не погружаться в скуку и обыденность серых дней. Правда, пострадавшей стороной в итоге оказывалась она, а он мирно засыпал, уткнувшись носом в ее плечо...

Но расставание становилось все более неизбежным... Не смотря на боль и внутреннее сопротивление она оставила его... Она не могла его изменить, особенности его характера были не в ее власти - ну разве можно изменить суть вещей, переделать чью-то природу?..

Позже ей говорили, что он сидел и часами смотрел в окно и иногда ночами бродил, пытаясь её найти, по соседним дворам и подвалам... А через неделю повздорил с хозяином дома, почти уже спившимся и опустившимся человеком, когда тот пребывал в своем обычном состоянии, и был убит несколькими ударами сапога.

От нее скрыли этот факт, сказав что он просто однажды не вернулся из своей ночной прогулки. Она и так слишком болезненно переживала разлуку, сутками валяясь на диване и уткнувшись носом в подушку - ее даже не вдохновляло скорое появление на свет ее сестры, из-за которой в сущности ей и пришлось расстаться со своим Мавром. Он был котом. Черным котом, и имя свое получил из такого совершенного ему соответствия - своим цветом и своим характером. Он ревновал свою хозяйку ко всем - к подругам, к соседям, к родственникам, устраивая на них охоту: затаившись на шкафах или антресолях. И родители резонно решили, что ребенку, который скоро появится на свет, тоже будет угрожать эта ревность... С виду он был котом - но по сути хищником и даже чуточку человеком. И она никогда не простит себе той своей детской слабости, вылившейся в предательство и смерть.

P.S. Аннушка, Ваша книжка, действительно, вдохновляет...

ЛИЗА
Безвременно "ушедшей" кошке Лизе посвящается.
Copyright © BOPOH, 27.09.1999

У него были темно-янтарные глаза и совершенно грациозная походка... Он очаровывал с первого взгляда - и вы потом всегда ... © Claire

Она очаровала с первого взгляда и я уже был полностью во власти ее своенравного характера. Всем своим видом, всем поведением она всегда давала мне понять, что хозяйкой ситуации является она и, лишь только ввиду своего снисходительного отношения ко мне, может иногда принять мои знаки внимания.

Изредка на нее находили непонятные приступы ярости и даже я старался обходить ее стороной, опасаясь стычек с ней. Но она сама иногда любила провоцировать эти вспышки ссор. Но зато какими потом были примирения! Она устраивалась у меня на коленях, утыкалась носом в плечо. Я нежно гладил ее по спине, а она мне "мурлыкала свои песни о главном". Я знал ее "девять с половиной недель" - мою Лизу. В ту последнюю нашу августовскую ночь она привела меня к себе домой, на цыпочках, чтобы не разбудить мать и сестру, ведя за руку в свою комнату по окутанному ночным мраком дому...

И потом я узнал другую Лизу - не горделивую и своенравную, а страстную и чувственную...

Утром она стояла на пероне станции небольшого карельского поселка, ветер слегка развевал ее легкое летнее платье, подчеркивая кошачью грациозность ее фигуры. На плечи она набросила мою стройотрядовскую куртку-штормовку...

Наш поезд судорожно дернулся, вагоны застучали, отдаваясь в сердце призывным хохотом ведьмы. Лиза улыбнулась краешком губ и едва заметно помахала мне рукой...

Дорогая моя Лиза! Спасибо за сон, что ты мне подарила!

СИКВЕЛ И ПРИКВЕЛ
Copyright © Сергей Фомин, 27.09.1999

Она и так слишком болезненно переживала разлуку, сутками валяясь на диване и уткнувшись носом в подушку - ее даже не вдохновляло скорое появление на свет ее сестры, из-за которой в сущности ей и пришлось расстаться со своим Мавром. Он был котом. © Claire

Ребенок, вскоре появившийся на свет, оказался почему-то мальчиком. И немного котом. Он был черноволос, курчав и чернокож. Его дразнили Мавром. Но он не обижался, потому что его сестра, когда его нянчила, рассказала ему про старого черного кота, который однажды ушел и не вернулся. Но ушел не потому что его обидели, а потому, что пришло ему время уйти и он был мудр. Она не говорила мальчику всей правды, потому что сама не знала ее, хоть и догадывалась. И может оттого она рано поседела, сгорбилась, и малыш не считал ее своей сестрой, но любил.

Ребенок вслушивался в рассказы сестры, жадно впитывая все повадки этого, как ему казалось, сказочного зверя, сам представлял себя на его месте. А отдаленность деревни, где они стали жить, только способствовала этому.

Мальчик проводил много времени со своей няней, которая до поздна рассказывала ему придуманные за день сказки про кота. А мальчик слушал и засыпал, убаюканный нежным и вкрадчивым голосом. И во сне продолжал жить услышанной историей, которая становилось все больше похожей на правду. Шло время. Мальчик бегал, играл, воровал, как и другие мальчики, сметану. Даже дрался со сверстниками, как и положено в его возрасте. А чуть повзрослев, подобно герою своей юности, уехал. Но по прежнему любил приезжать к своей няне-сестре и теперь он сам баритоном рассказывал уже свои истории про того кота. А та сидела, вязала что-то свое старушечье и засыпала под его голос. Потом она посчитала его достаточно взрослым и рассказала ему свои догадки о пропаже кота. Юноша задумался о своей судьбе и перестал ее посещать.

Год за годом мальчик рос и вырос окончательно, женился и обзавелся детьми. Но, как и все коты, не остепенился. За что и прозвали его великим русским поэтом Пушкиным.

А девочка, быстро ставшая старушкой, вс:е так же любила этого сорванца. У не:е ведь никого больше не осталось. Может, конечно, и живы были родители, но она не хотела иметь с ними ничего общего. От них осталось только имя. Но не то, что ей дали от рождения, то уже забылось. За ней закрепилось детское прозвище.

Неспроста ведь Пушкин так отличался внешностью от своих сверстников. Отец его и ее был лицом кавказской национальности и торговал фруктами на московском рынке. Поэтому его все звали арой, а девочку - ариной. "Ради чего ты так заботишься об этом сукином сыне, ради себя?"- спрашивали ее люди. "Ради он",- с неизменным акцентом отвечала она. Да она на все вопросы так отвечала, потому что не было в ее жизни ничего ценнее. Вот и прозвали ее Ариной Родионовной.

А дети Пушкина, невзирая на запрет отца, приезжали навестить старую тетку. И старшенький, Мишенька, очень проникся наследственной любовью к исторической родине - Кавказу. И в честь доброй тетки, так много давшей ему и отцу, даже взял ее имя себе для отчества, но в паспорте вписали с ошибкой, на столичный манер - не Аринович, а Юрьевич.

Мать Мишеньки, Наталья Николаевна Гончарова, урожденная французская шпионка Нана Лермонт, после перестрелки ее связного Дантеса с мужем, раскрывшим этот заговор, заставила сына изменить фамилию, потому что боялась, что одинаковые фамилии с отцом приведут к одинаково трагическому концу сына. А ведь накаркала праправнучка соженной ведьмы Д'Арк. Младшенький сын Пушкина, напротив, вышел совсем не в родню, он был пухлым, неуклюжим, очень добрым, вегетарианцем и пил только чай. Чтобы разозлить его и разбудить кошачью породу, отец назвал его Львом и дразнил Толстым. А тот никогда не противился отцовскому злу и удрал в деревню. Были у Пушкина и внуки. У Мишеньки - единственный сын, в прадедушку очень неугомонный, кровожадный и охочий до холодного оружия. Ножи, шашки и шпаги, конечно, прятали от него, но он, бывало возьмет с кухни колун, да как начнет бегать за старой дедушкиной нянькой, которую за то что она вырастила три поколения великих людей прозвали ростовщицей. За душевную простоту мальчика назвали Федей, а за характер - доставучим. Но в псевдониме, из врожденной вредности, он себя указал по старославянскому - Достоевским.

Левушкины дети были многочисленны. Они стали крестьянами, ходили с косой и от постоянного труда их лица пожелтели. Хоть страсть к южным горам жила и в них, но проявилась она очень странно - они, устав от постоянных насмешек со стороны родственников, уехали очень далеко на юг к самым высоким горам и отгородились от прочих потомков поэта самой великой стеной.

Они создали свое верование, что истина в добре и чае. Когда европейцы добрались и до них, то спросили: "Вот кайнд из зис плейс?". "Водка.. плеснуть",- послышалось потомкам поэта. "Чай! На!"- ответили гостепреимные хозяева и протянули кружку со святым напитком. "Из ит э тии?"- спросили те. "И ты?"- опять не поняли смысла простые деревенские жители. "Буду",- и с радостью били себя в грудь. "Чайна",- окрестили страну недоразвитые европейцы,- "пьют чай и называют себя Буддой". А те по завету их отца-основателя не противились.

Когда рассказали эту историю Левушке, тот хитро заулыбался в свою густую бороду. И его потомки заулыбались со своим пращуром, хотя бород у них не было. Кстати, они не носили бород, потому что Левушка как-то рассказал им про Петра Первого и они немного побаивались их носить, вспоминая Китай-город в утро стрелецкой казни. А такая улыбка вошла в привычку и стала именоваться "с прищуром".

Вокруг рода поэта ходило много легенд. Чтобы их развенчать, один безымянный критик Пушкина разыскал отца поэта и прямо в лоб спросил: "Старейший, ты родил великого поэта, от тебя пошел весь его род, так кого же люди должны благодарить за такого сына, как не тебя?" "Ара рад!"- гордо ответил отец. "Ты пришел и привел свой род с великой горы?"- пролепетал удивленный исследователь. "Я, не ной". "Придется немного побыть библиографом",- решил бывший критик, чирикая в древней книге. А, чтоб огородить себя от обвинений в очернительстве, подписался под своими каракулями Белинским.