Разделы архива
- О коллекции
- Relcom.Humor и его обитатели
- Лирика Relcom.Humor
- Литературный архив Relcom.Humor
- Комната Синей Бороды
- Фотоальбом
Copyright © Сергей Коколов, 04.09.2000
Заражение произошло внеполовым путем - к ней я не прикасался и пальцем, я
не знал ни ее имени, ни рода ее занятий, я не ведал сколько ей лет, я не
представлял цвета ее волос и глаз. Определенно я был уверен в одном - в том,
что болен ею. Наконец-то шалунишка Амур поразил и мое сердце. Сдается мне,
что метился он совсем не в меня, но, по случайности, или же по ошибке,
попал именно в меня. Или он вовсе не метится, а стреляет наугад? Стрела
видно была очень тонкой - сперва я совершено не почувствовал боли. Ну может
слаабенький укольчик в самое сердце. И все.
А произошло это осенью. Наступил октябрь... или нет...
"Октябрь уж наступил.
Уж осень отряхала последнюю листву с нагих своих ветвей". Каждый день тучи
хмурили брови и шел дождь, а на "Покров" невесть откуда явилась гроза.
Я, впрочем, по натуре оптимист и умею радоваться любой погоде. Выходишь на
улицу в дождь и попадаешь не в мир людей, а в мир грибов, черношляпых,
светлошляпых, горохошляпых. Женщины (вы не замечали?) часто прячут под
зонтами глаза и лица, а любвиобильные молодые люди, стремясь поймать их
взгляд, натыкаются на глухую зонтовую стену. Что поделаешь - дождь.
В дождливую погоду люди становятся менее наблюдательными - они почти не
смотрят под ноги, они целеустремленны и заняты сами собой. Хотя, сказанное,
в основном относится к тем, кто не любит дождь. Мне же, напротив, дождь
нравится, я люблю дождь до такой степени, что иногда мне кажется
несправедливым, что Шопен родился раньше меня, раньше меня услышал и записал
мелодию дождя, мелодию капель. Помните ре-диез мажорную прелюдию? Хотя,
совсем запамятовал, у меня напрочь отсутствует музыкальный слух. Поэтому мои
обиды на "певца фортепьяно" беспочвенны, и родился я, увы, в свое время.
А между тем, я лишь хотел сказать, что все началось пасмурным октябрьским
днем, что в тот самый день шел занудливый дождь и люди не выходили на улицу
без зонтов. Помню у меня порвались ботинки, а на покупку новых не было
денег. Едва выйдя на улицу я промочил ноги. Возвращаться домой не имело
смысла, да и к тому же я торопился куда-то.
Противно все же, когда ноги сырые, а в ботинках хлюпает, может быть потому,
а может и почему-то еще (романтик на моем месте написал бы о мифическом
предназначении судьбы) я часто с ненавистью смотрел на грязь, а может и не с
ненавистью, может даже и не часто. Что, впрочем, не важно - а важно то, что
в грязи я увидел фотографию. К фотографиям я отношусь (как бы лучше
выразиться?) трепетно. Иногда мне чудится, что снимки обладают жизнью (или
душой?). Хотя скорее всего - не обладают. Но и это не столь важно. А важно
то, что я поднял фотографию и... заболел. Было мне двадцать два (Как
говаривал Джером Клапка Джером "уже... но ведь можно сказать еще..."), так
вот было мне еще двадцать два и девушки появлялись и исчезали в моей жизни,
на оставив даже ссадинки на моем абсолютно здоровом сердце. Или нет - было
мне уже двадцать два, а я еще не знал любви. Я, тот который "еще", говорил:
"А зачем тебе нужна эта самая любовь? (последнее слово с издевкой в голосе).
Тот, который "уже", чувствовал себя обделенным этой самой любовью (последнее
слово с нежностью в голосе). Так что, не слишком-то "воотще рвалась душа
моя". Или все же рвалась? "Воотще" - это "туда". Куда? К любви.
На фотографии была запечатлена смеющаяся девчушка лет семи-восьми, с
огромными глазищами. Я бы не сказал, что ее лицо отличалось ослепительной
красотой, но было оно миловидным и была в нем некая притягательность
невинности, наивности, детскости.
Отчего-то я решил, что фотография старая, а девочка, соответственно, уже
давно стала девушкой и именно этой девушкой я и был болен. Замечу, что
ранее такого со мной не происходило.
Все пошлые признаки влюбленности "имели место быть".
Представляете, я начал писать стихи, и день за днем искал девушку в которую
был безумно влюблен.
Меня ждало разочарование - той девушки я так и не нашел. Зато нашел девочку,
ту самую, что была изображена на фотографии. Оказывается, она жила в
соседнем подъезде.
- Ну вот я и нашел тебя. Здравствуй, - сказал я.
- Зачем меня искать, ведь я же не терялась? - удивилась она.
- Не знаю поймешь ли ты, но я искал тебя, но большую.
- Не понимаю, - призналась она. - А знаешь у меня есть Джин. Только никто не
верит.
- А какой он?
- Он добрый и невидимый. Только желание мое не может выполнить.
- Почему?
- Если он выполнит мое желание, то попадет опять в бутылку. А бутылка утонет
в океане. А когда его снова найдут?
- Да, ситуация, - согласился я.
- А хочешь Джин выполнит твое желание?
- Очень, - признался я.
- Желай, - разрешила она.
- Хочу найти тебя, - пожелал я.
- Странное желание, - удивилась она. - Ты же меня уже нашел.
Но Джин, видимо, исполнил мое желание, и с того самого дня мне не стало
покоя - в каждой девушке я находил черты своей возлюбленной. Я бегал за
каждой юбкой, а юбок было предостаточно. Многие даже стали считать меня
бабником. А бабником-то я не был, - просто в каждой девушке я, подобно
Дон-Жуану, стремился найти свой идеал, и в каждой я находил что-то от той
девочки на фотографии , в которую был влюблен.
А Любовь - она капризная дама. Однажды, я познакомился с девушкой, которая
сказала, что ждала меня, лишь меня одного всю жизнь, что я - ее идеал, и
если я когда-нибудь ее покину, то ее маленький мир перевернется и жизнь для
нее потеряет всякий смысл. Я сказал, что я не могу ее полюбить, так как
безнадежно болен, что "сам не знаю откуда взялась эта боль..." И она
отпустила меня, сказала: "Иди, и возвращайся, когда захочешь." И я ушел,
чтобы уже никогда больше не вернуться.
Потом я случайно встретил девочку, ту что была на фотографии.
- Почему ты такая грустная? - спросил я.
- Сестра умерла, - сказала она. - Лежит тихая-тихая, словно спит, у нас
дома.
- Но у тебя же есть Джин. Загадай желание - и она оживет.
- Но тогда ведь его у меня не будет, - она расплакалась.
- Но ведь он не умрет, он просто будет жить в бутылке.
- Ладно - решилась девочка. - Я загадала. Пойдем со мной посмотрим. Ожила?
Мы пошли домой к девушке. Ее сестра оказалось той самой девушкой, что
сказала ""Иди, и возвращайся, когда захочешь." И вот - я вернулся.
- Можно я поцелую твою сестру? - спросил я.
- Ты что принц? - спросила девочка.
- Нет, но меня любила твоя сестра.
И я поцеловал девушку в губы.
Девушка открыла глаза и прошептала: "Здравствуй. Как хорошо, что ты
вернулся."
- Так ты не умерла?
- Нет, конечно нет - я лишь крепко спала.
И вдруг ее начало рвать.
- Она съела целую пачку таблеток, - сказала девочка с фотографии, - Я
видела.
И я понял, что ее сестра хотела отравиться. Приехала "скорая" и увезла
отравившуюся в больницу.
На следующий день я пришел навестить ее.
- Как ты? - спросил я.
- Уже лучше. А ты иди, ведь ты же еще не вернулся ко мне. Ты не бойся, этого
больше не повторится.
Но я сказал, что никуда не пойду, и что люблю ее. Она мне не поверила и
разрыдалась.
Вскоре она выздоровела и вскоре же мы расписались. Живем вполне счастливо.
Она во мне души не чает, а я в ней. Вот только... пройдет скажем лет
двенадцать, подрастет ее сестра. И куда мне тогда будет деваться? Ведь
заклятие Джина не снято, и мой идеал - девочка, на фотографии, найденной
мной в грязи.
А пока она не подросла, я часто нахожу черты своего идеала во встречных
девушках, и иногда (иногда ли?) решаюсь познакомиться с ними, и с ужасом
думаю что будет если любящая меня жена узнает? Или еще хуже - узнает ее
сестра - мой недостижимый идеал.